КОСТЕНКО Юрий Петровичм http://tankist-online.narod.ru/kostenko.htm.  Один из влиятельных кремлёвских чиновников, курировавших танковую промышленность в качестве заместителя начальника профильного отдела комиссии президиума совета министров СССР по военно-промышленным вопросам (сокращённо – ВПК). Общение с ним, вызванное служебной необходимостью в пору моей службы в ГБТУ МО СССР, представляло для меня не только деловой интерес (связанный с  прохождением через ВПК проектов всех подготавливаемых нами правительственных решений по вопросам развития бронетанкового вооружения и техники), но, также, было любопытно с чисто человеческой точки зрения. До знакомства с Ю.П. мне не приходилось общаться с представителями кремлёвской бюрократической номенклатуры, для меня это были люди, как бы, из другого измерения, и меня подмывало узнать, кто же стоит у нас наверху, что за люди нами руководят из-за кремлёвской стены и в чём состоит их превосходство над простыми смертными, дающее им право повелевать.

 Здесь следует отметить, что в те годы (60-е – 80-е) ещё живы были традиции некоего священного трепета перед верховной властью. Высшие руководители обитали на своём олимпе, недоступные для обывателей, охраняемые надёжной стражей, пользовались особо привелегированными условиями снабжения и обслуживания, и обладали почти ничем не ограниченной властью над людьми. Созданный ими бюрократический аппарат также был привелегированной кастой людей, которая формировалась и рекрутировалась по особым неписанным правилам. Вот, почему мне было интересно выяснить, что кроется за официальным имиджем этих людей, получить непосредственное представление об их реальных достоинствах, нравственном облике, образе мыслей, уровне интеллигентности, компетентности, направленности и степени искренности их намерений. 

Теперь уже не помню, проект какого правительственного решения послужил причиной моего первого посещения кремля, но многие второстепенные, чисто внешние детали сохранились в памяти достаточно отчётливо. 

Правительственное бюро пропусков размещалось в кирпичной пристройке к кремлёвской стене слева от Спасской башни. Небольшое помещение для посетителей, оснащённое телефонными аппаратами для внутренней связи, было отделено от служебного помещения перегородкой со стеклянными окошками. Как и в большинстве официальных советских учреждений, отверстия в окошках были расположены так низко, что посетителям для общения с сотрудниками бюро приходилось принимать неудобную и унизительную согнутую позу. За окошками сидели молодые люди цветущего вида в отутюженных гражданских костюмах, белоснежных сорочках и модных галстуках. Сверка данных документа посетителя с записями в заявках, присланных из принимающих отделов ВПК, проводилась очень тщательно и сопровождалась пристальным вглядыванием сотрудника бюро в физиономию посетителя и придирчивым многократным сопоставлением её с фотоснимком в документе. Лишь после этого фейс-контроля посетителю возвращался его документ с вложенным в него разовым пропуском, в котором кроме данных, вписанных из документа посетителя, проставлялось, также, точное время выписки пропуска. Входить в кремль нужно было не через гигантский проём Спасских ворот, предназначенный для правительственного транспорта, а в сравнительно небольшую дверцу в кремлёвской стене справа от Спасских ворот, где посетителя и его документы бдительно проверял часовой в форме внутренних войск. На этом  проверки не заканчивались. Пройдя вдоль фасада совминовского здания до его середины, посетитель входил в дверь, за которой его вновь проверял часовой, а после сдачи верхней одежды в гардероб посетитель в очередной раз предъявлял пропуск часовому, следившему, чтобы посетитель попал именно в тот коридор, где расположен принимающий отдел.

Против ожидания, навеянного фильмами о Смольном и впечатлениями от посещения различных шумных министерств и ведомств, апартаменты Совмина поражали своим безлюдьем и безмолвием. Мягкие ковровые дорожки, устилавшие полы длинных и высоких коридоров, делали неслышными шаги редких посетителей. Выходившие в коридор двери кабинетов были закрыты, отсутствие какой либо суеты и беготни сотрудников создавало впечатление невозмутимого спокойствия и размеренности. И я, идя по коридору в поисках нужного мне кабинета, думал про себя: “Да, всё правильно. Это мы там внизу суетимся, волнуемся, спешим, нередко, второпях, совершаем ошибки. А здесь всё по-другому. Здесь царят мудрость и спокойствие. Здесь государственный уровень, не допускающий поспешности и неточных, не до конца продуманных решений”.

Наконец я нашёл нужный мне кабинет. Что же там, за дверьми? Расписные хоромы наподобие грановитой палаты?  Или гигантский кабинет с бескрайним столом для посетителей и двухметровым глобусом, символизирующим массштабы принимаемых стратегических решений? И кто там обитает? Кто те государственные мужи, которым доверено решать судьбы тысяч людей, занятых в научных и производственных организациях оборонно-промышленного комплекса, выделять огромные суммы государственных средств на развитие вооружения и военной техники?

Действительность оказалась намного проще и прозаичней моих представлений. Небольшой, хотя и необычно высокий кабинет с тремя до боли знакомыми казёнными учрежденческими столами, неуклюжими тяжеловесными сейфами и канцелярскими  полукреслами. Разве что количество телефонных аппаратов на специальной подставке выдавало более разветвлённую, чем в других ведомствах, схему коммуникаций по горизонтали и вертикали.

Не произвели поначалу особого впечатления и обитатели офиса. Обычные ребята, довольно молодые, ничем не напоминающие важных государственных мужей из кремлёвской элиты.

Одним из трёх обитателей кабинета и был заместитель начальника отдела Ю.П. Костенко.  Он был старше двух других сотрудников (инженеров-референтов) по должности и по возрасту, хотя и ему на вид еще не было 40 лет.  Светлый шатен с голубыми глазами и едва уловимыми полуеврейскими чертами лица, он производил впечатление человека сообразительного, быстро схватывающего суть дела, понимающего собеседника с полуслова.

Ещё не зная его послужного списка, я почувствовал, что он весьма компетентен во многих вопросах, связанных с производством существующей и разработкой новой бронетанковой техники. При рассмотрении и обсуждении представляемых нами проектов  правительственных решений он глубоко вникал в детали проблемы, и задаваемые им вопросы свидетельствовали о широте его кругозора и высоком профессионализме. При этом, он с самого начала занимал по всем вопросам критическую позицию, и иногда некоторые моменты, над которыми я и не задумывался, так как они казались мне, как бы, аксиомой, ставились им под сомнение и требовали аргументированного обоснования, что сходу не всегда было легко сделать – всегда легче обсуждать спорные моменты, чем вполне очевидные.

Позднее я узнал о жизненном пути Ю.П., что объяснило очень многое. Как оказалось, он с августа 1944 года участвовал в Великой Отечественной войне, проходя службу в аэродромном полку ПВО на 2-м Белорусском фронте. Поступив в 1947 году в МВТУ им. Н.Э.Баумана на факультет “Т” в группу “О” (специальность “танки”), он успешно окончил его в 1953 году, защитив с оценкой “отлично” дипломный проект, который был, по рецензии профессора академии БТиМВ, доктора технических наук инженер-полковника К.А.Талу, “выполнен на уровне изобретения”.

 С 1953 по 1962 год Ю.П. работал в танковом КБ на Уралвагонзаводе под руководством главного конструктора Л.Н. Карцева, участвуя в разработке боевых отделений танков Т-54Б, Т-55, Т-62.  Делясь со мной воспоминаниями об этом периоде работы  Ю.П., Л.Н.Карцев отзывался о нём довольно своеобразно, о чём подробнее будет сказано в разделе, посвящённом Л.Н.

(Своего подчинённого конструктора Ю.П.Костенко, возглавлявшего от­дел вооружения и боевого отделения танка, он невзлюбил за то, что тот повадился ходить к начальству для решения вопросов в обход главного конструктора и, вообще крутиться возле высокого начальства и как можно чаще попадаться ему на глаза. В конце концов, Л.Н.Карцев предложил Ю.П.Костенко подыскивать себе другое место работы. В дальнейшем это обернулось для Л.Н.Карцева нежелательными последствиями: Ю.П.Костенко, человек неглупый и энергичный, сумел высоко продвинуться по чиновничь­ей лестнице, заняв довольно ответственный пост в Военно-промышленной Комиссии Совета Министров СССР, где доставил немало неприятностей Л.Н.Карцеву, постоянно отдавая предпочтение разработкам его конкурентов - А.А.Морозова и его преемников в Харькове. В своих мемуарах, написанных Ю.П.Костенко после ухода на пенсию, он также постарался выставить Л.Н.Карцева в не слишком благоприятном свете.)

 С 1962 по 1967 год Ю.П. работал в головном институте отрасли – ВНИИТрансмаше, участвуя в работах, связанных с вооружением танка Т-10 и боевой машины пехоты БМП-1, а в последующем – ведущим инженером по танку Т-64.

Начиная с 1967 года и до ухода на пенсию в 1987 году Ю.П. работал в ВПК в качестве заместителя начальника отдела, ответственного за развитие бронетанковой техники, специальных автомобилей военного назначения, инженерного вооружения в части средств преодоления минно-взрывных заграждений и водных преград. Свой перевод в ВПК Ю.П. в своих воспоминаниях связывает с рекомендацией хорошо знавших его по деловым качествам начальника отдела ВПК О.К.Кузьмина, переведённого на эту должность из миноборонпрома вместо переведённого из ВПК в ЦК КПСС И.Ф.Дмитриева, а также  первого заместителя начальника отдела ВПК Е.В.Макарова, боеприпасника, бывшего главного конструктора НИМИ, с которым Ю.П. связывали совместные работы по испытанию вооружения танка Т-64 на артиллерийском полигоне в Ржевке.

Из этого можно сделать вывод, что в отборе претендентов для включения в высшую  бюрократическую номенклатуру оборонно-промышленного комплекса в годы так называемого “застоя”, вопреки расхожему стереотипу, существенную роль играла не кастовая принадлежность претендента, а его деловая репутация, как специалиста. Думаю, что немалую роль, при этом, играли, также, повышенная амбициозность претендента (о чём подробнее будет сказано несколько ниже), настойчивые карьеристские устремления, и умение наладить нужные связи во влиятельных кругах.

Поскольку Ю.П. курировал не только чисто танковую тематику, но также всё, что было связано с разработкой и постановкой на производство боевых машин пехоты (БМП), боевых машин десанта (БМД) и колёсных бронетранспортёров (БТР), мне неоднократно приходилось бывать в его отделе для решения вопросов правительственного уровня. Далеко не всегда мне удавалось добиться от Ю.П. желаемого результата, так как при несовпадении позиций минобороны и промышленности он, как правило, был на стороне последней. Однако, справедливости ради должен признать, что у меня ни разу не было повода отказать ему в  компетентности или здравомыслии.

В то же время, в диалогах с посетителями он недвусмысленно  давал понять, что уверен в своём умственном и профессиональным превосходстве над собеседником. В этом, наряду с его природным апломбом, повидимому, сказывались годы работы в высоком правительственном учреждении, тесные связи с оборонными отделами ЦК КПСС и Госплана СССР, что ставило его по служебному положению выше министерских работников, в том числе высокопоставленных военных. В связи с зависимостью от ВПК в вопросах распределения денежных фондов на оборонные нужды, а также с влиянием чиновников ВПК на формирование мнения о том или ином должностном лице во всевластном оборонном отеле ЦК КПСС, аппаратные работники, в том числе  некоторые военачальники, побаивались сотрудников ВПК, порой заискивали перед ними, что выработало у ВПКовцев несколько презрительное отношение к этим лицам и приучало их к ощущению превосходства над ними. В дальнейшем это переросло у Ю.П. в гипертрофированную самооценку, я бы даже сказал, в гордыню. Особенно отчётливо это проявилось позднее, после его ухода на пенсию, о чём я ещё скажу несколько ниже.

После катастрофы на Чернобыльской атомной электростанции (ЧАЭС), произошедшей в результате взрыва 4-го энергоблока в ночь (в 1 час 23 минуты) с пятницы на субботу 26 апреля 1986 года, Ю.П. дважды (с 18 по 21 мая и с 4 по 28 июня 1986 года) находился непосредственно в Чернобыле в составе правительственной группы, участвуя в организации работ по ликвидации последствий катастрофы. Там он подвергся весьма ощутимому воздействию радиации, вследствие чего стал инвалидом II группы.

После ухода на пенсию в 1987 году Ю.П. написал и опубликовал ряд монографиий, в том числе в 1992 г. “Танки (тактика, техника, экономика)”, в 1996 г. “Танки (воспоминания и размышления)”, в 1997 г. “Танки (воспоминания и размышления), часть II”, в 2000 г. “Некоторые вопросы развития отечественной бронетехники в 1967-1987 годах (воспоминания и размышления)” и в 2001 г. “Танк (человек, среда, машина)”. В этих книгах Ю.П. изложил свою точку зрения на многие вопросы развития нашей бронетанковой техники, в том числе подверг критике некоторые сложившиеся стереотипы, касающиеся оценки предвоенного состояния бронетанковых сил и правильности их использования в период войны, а также компетентность наших военачальников предвоенного, военного и послевоенного периода. И, здесь пышным цветом расцвели непомерные амбиции Ю.П., возомнившего себя знатоком военной науки, и ничто же сумняшеся принявшегося полемизировать с нашими виднейшими полководцами, включая маршала Г.К.Жукова. При этом, он высокомерно обвинил маршала в недостаточном понимании военно-организационных вопросов, связанных с применением бронетанковой техники, а основную вину за поражения в начальный период Великой Отечественной войны он безапеляционно переложил с высшего политического руководства страны на командующих Киевским и Белорусским военными округами, которых объявил бездарными генералами. Не поскупился Ю.П. на разгромные эпитеты характеризуя действия конкретных руководителей на высоких служебных постах в Генштабе, в военных округах, в войсках,  якобы, допускавших “одну грубую ошибку за другой, которые удавалось исправить путём невероятного напряжения сил всего государства”.  Досталось от него и некоторым ведущим отечественным танковым конструкторам, которых он походя обвинил в примитивности и некомпетентности. Особенно крепко, хотя и незаслуженно, от него досталось  главному конструктору Уралвагонзавода Л.Н.Карцеву. Видимо здесь сыграли роль его личные счёты с ним за прошлые обиды, о чём я ещё упомяну в разделе о Л.Н.Карцеве.

В то же время, книги Ю.П. содержат много любопытного, порой малоизвестного фактического материала, касающегося предвоенной, военной и послевоенной деятельности нашей танковой промышленности, её отдельных исторических персонажей, написаны очень живо и представляют  несомненный интерес, как человеческий документ компетентного свидетеля, участника и вдумчивого (хотя не всегда объективного) аналитика многих событий второй половины ХХ века, связанных с разработкой и производством отечественной бронетанковой техники.

В начале 2001 года киностудия “Крылья России” при лётно-испытательном институте (ЛИИ) им. М.М. Громова (г. Жуковский, Московской области) по заказу 5-го канала телевидения и по договорённости с ГАБТУ МО и Уралвагонзаводом  сняла телесериал “…и танки наши быстры!”, посвящённый истории нашей бронетанковой техники. К участию в создании этого сериала авторами был привлечён и Ю.П. Его эмоциональный рассказ о драматической истории создания легендарного танка Т-34  явился одним из наиболее ярких эпизодов этого сериала.

В июне 2001 года Юрий Петрович КОСТЕНКО ушёл из жизни

Главная